Лариса Миллер
***
Живу на линии огня
И в зоне риска,
На кромке тающего дня
И к бездне близко.
А рядом птица голосит,
Сияет лютик,
Над самой пропастью висит
Зелёный прутик.
Висит он весело над ней,
Беды не чуя,
Беспечной радостью своей
Меня врачуя.
***
Глаза открыла и лежу,
Рассветом ранним дорожу,
И он ко мне неровно дышит
И шторку на окне колышет,
Вокруг да около кружу.
Вокруг да около чего?
Наверно, слова одного,
Которое легко ответит
На мой вопрос: «Что всё же светит,
Когда не светит ничего?»
Виктор Есипов
* * *
Вот так всем кагалом сидим в карантине,
точнее сказать, под домашним арестом,
и можно в ютубе послушать Россини,
а можно Вивальди, кому интересно.
Уже зеленеют прозрачные кроны,
смотрю, разминая в руке сигаретку,
как крыльями машут, две глупых вороны,
сраженье ведя за свободную ветку.
А наше владенье в пределах балкона:
три шага вперед и четыре обратно –
кусочек пространства, свободная зона,
такая же есть и у вас, вероятно.
Метафора нашей вчерашней свободы,
печальный финал, завершенье иллюзий.
А годы уходят, «всё лучшие годы»,
и люди уходят, и люди, и люди…
Аркадий Штыпель
Злободневное
мы ли
не
мыли
* * *
Где, точно не скажу… Речной вокзал
перемешавши с водным стадионом,
ты выпил, указав на пьедестал,
на гипсовую девушку на оном.
Вслед за тобой я посмотрел наверх,
спросил, мол, на хрена ты к ней попёрся,
чтоб пялиться на Зой, на Нин, на Вер
динамику в их повороте торса?
Ты, если можешь, всё-таки скажи,
хоть на вершок продвинулись с тех пор мы,
позированья так и не изжив
и холодности тож в трактовке формы.
Я даже переспрашивать не стал,
а уж тем паче спорить, мол, на кой нам,
ну, правда, что ты к девушке пристал…
На гипсовом лице её спокойном
ничто не отражалось, и о том
тогда не знала ни одна душа ещё,
что вместо девы дедушка с веслом
окликнет и помашет приглашающе.
* * *
А почему молчат врачи,
Идя на смерть? А потому что.
Молчат врачи в чумной ночи,
Как будто взятые на мушку.
Не расстреляют их в лесу
И не замучают в застенке –
Ну, разве славой обнесут,
Ну, разве не заплатят деньги.
Но пухнет за плечом врача,
Над крышею соседней школы
Начальственная саранча,
Мерцает голубой околыш,
Звенят тюремные ключи,
И в воздухе летает порох.
Врачи молчат – и мы молчим
И умираем в коридорах.
Страна теряет берега.
Однажды, соловьиной полночью
У неизбежных баррикад
Врачи нам не откажут в помощи.
* * *
Когда еще так важно посидим,
Внутри себя побегаем за тенью?
Кто б ни придумал этот карантин,
Весь этот трэш, – но он, конечно, гений.
Мы заперты, мы ропщем и ворчим –
А может и не быть другого шанса
Обняться и без видимых причин
Душа к душе замызганной прижаться.
Один, другой начальник прокричал
Про всё путём, про новую больницу,
Но мы же не поверим их речам
И посмеемся в их пустые лица,
И до земли поклонимся врачам,
И поспешим, чем можем, поделиться.
А смерть – она и так всегда с тобой,
Всегда со мной – усиленным конвоем,
Как за окном избы – еловый строй.
Давай-ка прошлогодний мёд откроем –
Смотри, из тучи рыхлой, с синевой
Дождь вылетел, жужжа, пчелиным роем.